Лариса вау !
http://www.chaskor.ru/p.php?id=5408 "— Занимаетесь ли вы как исследователь культурой в становлении — тем, что происходит после ХХ века?
— Только в свете психопатологии. В советское время психолог и психиатр Снежневский придумал выражение «малопрогредиентная шизофрения», которым пользовались при посадке в больницу диссидентов.
Сейчас этот термин отменили и говорят о «шизотипическом расстройстве личности» или «полифоническом характере». Так вот, этот полифонический характер, где, как осколки, связываются различные характеры, по-моему, наиболее перспективен в культуре. Мне кажется, что за ним будущее. И если мне удастся, я попробую его исследовать — как часть психосемиотического мира...
В чем же его перспективность?
— В том, что после постмодернизма стало уже ясно: один-единственный взгляд на истину, на пространство, на мир — неадекватен; что, как говорил Лотман, неполнота нашего знания о мире компенсируется его стереоскопичностью. Это расширенное понимание принципа дополнительности.
«Полифонический» человек стереоскопичен. Для него не то чтобы нет никаких приоритетов — какие-то есть, конечно, но он наиболее широк. При условии, правда, что он человек творческий.
— Значит, подход со стороны «безумия» к «культуре» видится вам наиболее продуктивным? Как вы различаете «безумие» и «норму»? Если безумие так плодотворно в культурном, в смысловом отношении — что же тогда норма?
— Об этом очень хорошо сказал Лакан: норма — это просто очень хорошо адаптированный психоз. Никакой нормы на самом деле нет. Есть симуляция нормы.
— Что же, «норма» и «безумие» — это лишь разные степени адаптированности?
— Совершенно верно. Блейер говорил, что есть талантливые безумцы, а есть бездарные. Мой любимый учитель, профессор Бурно, рассказывал: он в молодости работал в сельской больнице, куда привозили тупых сельских мужиков. И когда у них начинался бред, они рассказывали совершенно невероятные истории — очень богатые, красочные. Но родные требовали: верните нам наших кормильцев! Мужиков закармливали нейролептиками, и те опять превращались в таких вот тупых «кормильцев».
— Уж не получается ли, что, вместо того чтобы нормализовывать так называемых душевнобольных, безумие стоило бы культивировать?
— Такая попытка была — в 60-е годы. Она называлась «антипсихиатрия»: безумцы рассматривались как цвет человечества — во всяком случае, как просто другой мир, как партнеры по бытию. Рональд Лэйнг, например, представлял такую точку зрения. Они отменили больницы, врачи и пациенты вместе жили в специальных поселениях и как бы помогали друг другу — потому что, считалось, врач — это тоже своего рода больной.
Но из этого ничего не получилось. Потому что в подлинном безумии есть психическое страдание. И его никуда не денешь. Именно по этому критерию мы отличаем подлинное безумие от, скажем, просто причудливости мышления, всего такого. Если человек страдает — это уже болезнь.
Значит, каждый — в той мере, в какой он рассогласован с реальностью, — безумец?
— В той или иной мере всякий рассогласован с реальностью. Но существует и такое понятие, как «нормопатия» или «нормоз». Термин «нормопатия» выдумала Джойс Макдугалл, а «нормоз» — наш психоаналитик Игорь Кадыров. То есть такая нетворческая норма. Это тоже болезнь!
— Мы уже говорили о том, что болезнь узнается по страданию. Но «нетворчески-нормальный» вряд ли страдает от своего нетворческого состояния. Отчего же это болезнь? Чего ему не хватает?
— Прежде всего человека без характера не бывает. Каждый характер — это определенный диагноз действительности. То есть любая реакция на действительность характеризуется некоей психологической однобокостью или, наоборот, патологической разносторонностью.
И если человек, допустим, болезненно-педантичен, ананкаст, — таких много, например, в Германии, — или типично русский психастеник, ему обязательно будет чего-то не хватать. Он непременно должен будет это как-то компенсировать, и у него всегда будет риск дезадаптации, как говорил Марк Евгеньевич Бурно, «на переломах судьбы»: при разводе, при смерти близких, у женщин после беременности — они часто впадают в депрессию или даже шизофрению…
Тех, которые полностью сохраняли бы адаптацию в подобных ситуациях, я знаю очень мало. С другой стороны, например, Лакан или Стравинский выглядели как люди крайне здоровые, но их творчество показывает, что это было далеко не так. Они настоящие психопаты.
— Что же, они были рассогласованы с реальностью?
— Они были безусловно рассогласованы с реальностью так называемого нормального человека. И что самое интересное, обычно ведь бывает так, что гении придумывают что-то такое, в чем сами далеко не уверены, а толпа это подхватывает, и в конце концов это превращается в новую модель реальности.
Например, Ньютон был шизофреник: с шубами, с припадками, иногда он вообще не понимал, что происходит, говорил: «У учеников спросите, я сейчас ничего не понимаю».
В системе, которую он создал, явно заложена некоторая шизофрения. Возьмем хотя бы первый закон Ньютона — там говорится примерно следующее: тело находится в покое или движется прямолинейно и равномерно, пока на него не действует никакая сила извне. Вот я с детства не могу понять, как это — уравнивать покой и любое равномерное движение? Это шиза полная, мне кажется!
А потом система Ньютона не просто была принята — она была нормализована: стала нормативной. Культура движется вперед именно так.
Можно ли говорить о том, что у каждого времени свои виды безумия?
— Конечно. Например, во времена Фрейда главной была истерия. Она была функцией от запретов викторианской эпохи, прежде всего на сексуальность.
У Фрейда есть замечательная статья «Скорбь и меланхолия», где он, в частности, замечает, что депрессивных людей вообще довольно мало. И это он пишет в 1917 году!
Надо сказать, что у психоанализа с депрессией складываются довольно плохие отношения: он ее как-то не понимает и плохо лечит. А после конца Первой мировой войны начинается наплыв депрессий. Почему? Депрессия — это потеря. Изначально, психодинамически, это всегда потеря матери: когда мать уходит, ребенок думает, что она не вернется. Так вот, была навсегда потеряна уютная, «гемютная», как сказал бы Набоков, Европа; не говоря уже о том, что миллионы лишились своих близких, а кое-кто и самого себя: появилась даже такая литература — «потерянного поколения», литература по сути своей депрессивная.
А потом, когда началась уже эта борьба с реальностью, главной болезнью стала шизофрения — начиная с Кафки. ХХ век развивался под знаком шизофрении, и где-то в постмодернистскую эпоху она закончилась. Постмодернизм перешагнул через это, он сумел себе помочь.
— Стало быть, шизофрения как болезнь века позади и нас ждут некие новые виды конфликтов с реальностью?
— Да, мне кажется, по-настоящему страшная, кафкианская шизофрения позади. Вот, скажем, Даниил Андреев — это еще настоящая шизофрения, страшная, чувствуется, что человек действительно страдает, болеет…
А, например, Жиль Делез, который тоже по своему причудливому мышлению шизофреник, — он все-таки, как говорит Толстой, «пугает, а мне не страшно», хотя и жутко интересно, хотя и ничего не понимаешь при этом.
Если говорить о главном психическом расстройстве новой, постшизофренической эпохи, то, видимо, это прежде всего будет шизотипическое расстройство личности, полифонический характер. "
===============
читать далее :
http://www.chaskor.ru/p.php?id=5408
так вроде ты написала Таня К. пишет: 
сегодня опять этот перевод носила и буду целый месяц носить, пока клиент не получит или не откажетса.... 
- участник сейчас тут 
- участник не здесь